Весна и война меняют жизнь. Интервью с Борисом Гребенщиковым
В Израиле проездом – всего на пару дней – оказался Борис Гребенщиков. Основатель, бессменный фронтмен и художественный руководитель группы «Аквариум», в последние годы Гребенщиков записывается и выступает под вывеской «БГ+». В 2023 году у «БГ+» вышел мини-альбом «БОГРУКИНОГ», а уже в 2024-м, меньше месяца назад, – ещё один мини-альбом «Новый шёлковый путь», в который вошло четыре песни: «Новый шёлковый путь», «Не убивает», «Духовный лидер» и «На берегу пруда». Помимо этого, Гребенщиков уже несколько лет регулярно выкладывает на своем официальном YouTube-канале живые акустические версии песен, старых и новых, чаще всего в сольном исполнении – этот проект носит название «Подношение интересному времени». В этот раз музыкант приехал в Израиль с коротким частным визитом, не для выступлений (следующий концерт «БГ+» в стране, по его словам, планируется устроить осенью), однако это не помешало Льву Ганкину встретиться с ним в одном из тель-авивских кафе и поговорить о свежих записях, о жизни в Лондоне, о музыке на фоне войн, об уже вышедших и готовящихся к переизданию работах «Аквариума» – и о многом другом.
«Новый шелковый путь» – это, наверное, единственная ваша песня, которую я впервые услышал не в вашем исполнении. Помню, её пела [узбекская певица] Севара Назархан.
Ни фига себе! Вы слышали её версию…
Да, я делал про Севару программу на радио давным-давно – тогда-то она мне и попалась. И я даже не знал долго, что это ваша песня. Можете вспомнить, как так получилось? И часто ли на ваш текст поют свои песни другие артисты?
Я думаю, что это чуть ли не единственный случай. Мы тогда записывали альбом «Сестра Хаос». Меня познакомили с Севарой, она пришла к нам на студию и спела в песне «Нога судьбы», и получилось так здорово, что потом на юбилейном концерте мы её позвали спеть с нами ещё и на сцене. И мы долгое время находились с ней в тёплых отношениях. А спустя несколько лет она меня спросила, не могу ли я написать текст, который бы она положила на музыку. Тогда этот текст и появился. И дальше я про него забыл лет на 10. А потом вдруг в прошлом году он мне внезапно попался на глаза, и я понял, что у меня есть сильное желание написать на него свою музыку. Написал, спел – и понял, что эта песня в значительно большей степени про сегодняшний день, чем про 2015-й год. Ни слова даже менять не надо.
Песня «Новый шелковый путь» ещё фигурировала в вашем YouTube-проекте «Подношение интересному времени». И песня «Не убивает» тоже. А «Духовного лидера», по-моему, там не было…
Пока не было.
В смысле – ещё будет?
Очень надеюсь, что будет.
Погодите, я думал, что в «Подношение интересному времени» попадают новые песни в таких, можно сказать, простых акустических демо-версиях – а уже потом обретают полноценную студийную аранжировку…
Нет-нет, одно совершенно не связано с другим. Смысл проекта – в том, что просто каждый раз, когда у меня возникает желание чем-то поделиться с людьми, я иду и записываю песню – как она есть, без студийного глянца. Это буквально «подношение интересному времени» – ни больше, ни меньше. Потому что время – безусловно, интересное.
Сколько уже было подношений? Больше сотни, кажется?
На сегодняшний день – 119.
Вы помните, как и когда появился весь этот проект? Ему уже года четыре, да?
Да, он появился в 2020 году, когда я переехал в Англию. Я уже несколько лет живу в Лондоне. Это никак не связано с политикой, я переехал задолго до всяких войн. А полюбил этот город еще с конца 1980-х, во время записи альбома «Radio Silence», и мне там хорошо и жить, и работать. Но из-за переезда в Лондон я, разумеется, стал значительно реже бывать в России.
И испытывать ностальгию?
Нет, ностальгию я как раз не испытываю. Берёзок и в Англии хватает, собеседников там не меньше, чем в Москве и Петербурге, а свои песни, книги и радиопередачи я пишу по-русски и поэтому русская культура всегда со мной. Мне всегда казалась, что все мы люди живем на одной и той же земле, и все границы придуманы. Эта жизнь – уникальная возможность увидеть этот мир и хочется увидеть как можно больше разных его краев. Но при этом мне хотелось протянуть руку всем, кого я лишился, чтобы у людей была возможность продолжать со мной общаться таким образом. Дать людям возможность слышать то, что они иначе бы не услышали. Так что в «Подношениях» могут быть старые песни, новые песни – всё равно. Просто я вдруг понимаю: сегодня я бы хотел спеть вот эту песню…
Но некоторые песни, тем не менее, мы именно в таком, живом варианте слышим впервые – а уже потом они обретают фиксированную студийную аранжировку: так произошло, например, с песней «Не убивает». У меня старомодное представление о студийной работе: что собирается группа, играет «джем» и оттачивает звучание композиции. В 2024 году так делают по-прежнему или сейчас студийный процесс устроен по-другому?
Дело в том, что группе «Аквариум» (а теперь группе «БГ+», которая представляет собой то же самое, но под другим псевдонимом для другой ситуации) собираться вместе не так просто. Потому что один человек из группы живет в городе Лондондерри [в Северной Ирландии], другой в городе Арма [тоже в Северной Ирландии], третий в далёком северном районе Лондона, и его я вижу реже всего, четвёртый – в Сербии, пятый – в Аргентине.
И как в итоге быть?
Ну, я прихожу в студию и делаю то же самое, что мы делали всегда, начиная с 1980-х годов. Мы вместе со звукоинженером размечаем песни. Как архитекторы: мы знаем, что у нас есть вот это и вот то, значит, тут мы можем попробовать так, а там – эдак.
И дальше человек из Сербии может записать свою партию прямо в Сербии?
Да. Конечно, лучше делать это вместе, находясь в одной студии. Но это не всегда возможно. Зато появляется возможность записать песню при участии удивительных музыкантов.
К вопросу о песне «Духовный лидер» – название вроде бы обещает что-то с пафосом, а композиция с первых слов замечательно ироничная: «Один гуру напился сдуру…». Я в этой связи хотел спросить: как вы относитесь, когда духовным лидером считают вас? Кажется, это довольно распространённый ход мысли.
Дело в том, что песня родилась именно из того, что мои близкие знакомые в Лондоне иногда не без юмора называют меня «духовным лидером». Эти два слова – как раз отсюда. Правда, потом вдруг песню повело в совершенно неожиданном направлении. Должен сказать, что я был заинтригован, потому что сам не знал, куда и на что она вырулит. Она писалась довольно долго, и каждый день было интересно: а что сегодня произойдёт?
Но ирония – и самоирония – ощущается в ней до сих пор…
Ирония, которая в конце превращается в трагедию.
Да, в финале там уже другие образы: «обезумела стая», «огонь на площади». И она идёт семь с лишним минут…
Поэтому как раз успевает пройти путь от одного к другому.
У вас два года подряд выходят мини-альбомы из четырех песен.
Да, и я собираюсь так продолжать и дальше. Мы уже начали работать над третьим.
Почему именно эта форма? Раньше такое называли – EP, extended play.
И сейчас до сих пор называют. Если вы зайдёте в iTunes, в Apple Music, там у любой группы будут отдельно LP, лонгплеи, и отдельно – EP. Я думаю, это как раз свойство теперешнего времени. Потому что раньше на одной песне или на одном альбоме люди делали себе всю карьеру и жили на это. Помню, мы сидели дома у Игги Попа в Нью-Йорке в огромной пустой квартире, где был только один матрас и огромная стереосистема – и всё. Мне стало интересно: почему такой неустроенный быт? А он мне говорит: дело в том, что я только что купил эту квартиру на деньги, которые получил как авторские после того, как Дэвид Боуи спел мою песню «China Girl» [Первая версия песни «China Girl» вышла в 1977 году в исполнении Игги Попа и не попала в чарты. Композиция стала суперхитом (второе место в сингловом хит-параде Великобритании, третье – в рок-чарте США) после того, как Дэвид Боуи исполнил её на своём сольном альбоме «Let»s Dance» в 1983 году]. Раньше было так. А сегодня в Apple Music, Spotify и других сервисах автор за прослушивание песни получает ноль-точка-ноль-ноль-ноль… и так далее. Так что нет экономического смысла в том, чтобы долго вынашивать какие-то эпохальные записи. Выпускать каждые шесть месяцев сегодняшний EP значительно лучше, чем семь лет ждать, когда будет новый альбом, который может оказаться на фиг никому не нужен.
Но при этом у этих EP, мини-альбомов, есть же всегда какое-то общее – не знаю, дурацкое, непрофессиональное слово, но всё-таки скажу: общее настроение?
Почему дурацкое? Как раз очень профессиональное. Конечно, есть. «БОГРУКИНОГ» и «Новый шёлковый путь» – две абсолютно разные истории.
У вас стала часто выходить новая музыка: и эти EP, и песни из «Подношения интересному времени»… Вы чувствуете, что вы сейчас, как говорят по-английски, on a roll? Что вас, извините за выражение, прёт?
Абсолютно не чувствую. Наоборот, я чувствую, что слишком мало работаю.
Мало?
Конечно. У меня 90-95% времени уходит либо на рисование картин, либо на работу с книгами и с радиопередачей [«Аэростат»], с переводами, либо на техническую работу с музыкой: поиск музыкантов, доведение до ума каждой партии. А написание песен – это только один процент из ста…
Да ладно?
Да. А нужно, чтобы было, как у Ричарда Томпсона, например [выдающегося британского фолк-рок-музыканта, основателя группы Fairport Convention, неоднократно сотрудничавшего с БГ]. Он встаёт каждое утро и с 6 утра до 12 работает. И это сейчас, в 75 лет. Вот такой у него режим. Это правильно, и я надеюсь, что я тоже к чему-то такому приду.
Это абсолютно ломает моё романтизированное представление о творческих личностях, которые часов не наблюдают, а просто ждут, пока их муза посетит.
Но на самом деле ваше представление как раз правдиво. Я и хотел бы, чтобы было иначе, но на самом деле 99% времени делаю то, к чему душа лежит – что бы это ни было. Часто вообще ничего не делаю, а просто гулять иду.
Ну и правильно. Надо же иногда бездельничать.
Вот я и бездельничаю всё время. Это, конечно, большое везение. Я последний раз работал, мне кажется, году в 1985-м.
Насколько вдохновение завязано на реальность за окном, на то, что происходит вокруг?
Целиком. Полностью.
И как устроена эта зависимость?
Не знаю. Это трудно объяснить. Вот когда весна наступает, хочешь ты или нет, но это проникает в твою жизнь – и меняет её. И война: хочешь ты или нет, она начинается и меняет жизнь.
А потом и вторая война…
А потом вторая, да. А потом – не буду говорить, что ещё.
Но тут напрашивается следующее умозаключение, хотя мне и не хочется его делать. Чем больше вокруг каких-то бередящих душу, ранящих, тревожащих вещей, тем больше стимулов к творчеству? Тем больше потребность их осмыслять, писать об этом?
Нет, такого, по счастью, нет. Знаете, я давно замечаю, что большая часть людей любит в нас, в наших песнях именно трагедию. Все хотят слышать «Не судьбу», «Махамайю», «Небо цвета дождя» или «Аделаиду». Что угодно – главное, чтобы трагедия была. Не знаю, почему так – их жизнь, что ли, недостаточно трагична? Не хватает им этого? Но я-то всю жизнь мечтаю написать лёгкую песню, весёлую. И это оказывается самым сложным. А писать трагические песни – как нефиг делать. Я могу три трагические песни за день написать.
Это вы сейчас меня прямо как сквозь рентгеновский аппарат просветили. Честно признаюсь – грешен, тоже люблю трагедию. Даже помню ваш концерт последний тут в Израиле, на холме с видом на Тель-Авив [в мае 2023 года]: первое отделение – сплошь трагические песни, и всё бьёт в сердце прямой наводкой. Второе отделение более лёгкое, бодрое – и это тоже круто, но себя, по крайней мере на текущем этапе, с этим ассоциировать сложнее.
И это нормально. Очень много людей чувствуют трагедию лучше, чем они чувствуют радость. Они не привычны к радости. Я и сам такой был: помню, как в 18 лет (а потом и в 40) любил слушать трагические песни: Питер Хэммилл, Van der Graaf Generator, King Crimson. Это казалось очень глубоким и важным. Однако с течением времени все больше начинает хотеться света.
Да-да, «confusion will be my epitaph». Но, впрочем, Роберт Фрипп, кажется, как раз нашёл себя в амплуа комика в последнее время [бессменный лидер King Crimson, имевший репутацию сурового и неулыбчивого человека, со времён пандемии коронавируса еженедельно записывает комические музыкальные видеоролики вместе со своей женой, певицей Тойей Уилкокс, и выкладывает их на YouTube].
Ой, я был на их концерте с женой только что… Желаю ему мира и счастья домашнего, пусть всё у него будет полной чашей, но на концерте он не комик, а жертва издевательств. Его супруга издевается над ним весь концерт. Зачем ему это нужно, понятия не имею, это их частное дело. А возвращаясь к вашему вопросу про контекст времени – происходящее вокруг необязательно должно быть поводом для того, чтобы писать трагические песни. Но это – хочешь не хочешь – проникает и в самые весёлые песни. И вдруг выясняется, что тот же «Духовный лидер», который начал писаться как веселая шутка, самоирония, в конце превращается в трагедию. Однако знаете, что ещё я замечаю в последнее время? Что можно позволять трагедии эксплуатировать себя какое-то определённое время, но потом всё твоё нутро против этого попросту восстаёт. Говорит: хватит! Чем хуже ситуация, тем, наоборот, веселее и нежнее нужно писать песни. Помогать людям. И вот это по-настоящему интересно.
И это возможно, да? Это реализуемая программа?
Ну, вот третий EP вроде бы будет без трагедии. Посмотрим, конечно – не факт, что мы сможем совсем обойтись без неё, но пока настрой такой.
Спрошу о другом: мы с вами год назад встречались здесь же, в Израиле, в связи с переизданием альбома «Аквариума» «Радио Африка», с выходом авторской версии. С тех пор это переиздание вышло. Есть ли планы сделать какие-то похожие истории с другими старыми альбомами?
Сейчас у нас действительно есть планы переиздать «Ихтиологию», которой тоже ровно 40 лет исполняется, и потом сразу «День серебра» и «Детей декабря» вместе. Плюс есть альбом «1979», который вообще никогда не издавался.
Ух ты!
Я там один пою, очень смешно звучит.
Где он был записан?
На крыльце у одного моего друга. Понятия не имею, как это было записано – кассетников тогда у нас не было; видимо, у кого-то нашёлся портативный магнитофон.
Поразительно, что до сих пор выплывают подобные архивы. У «Аквариума» же очень много релизов, гигантская дискография. И до сих пор находится что-то, чего почти никто не слушал.
Я стараюсь не выпускать ничего лишнего. Но про эту запись знаю уже лет 20. Как-то руки до неё не доходили раньше, а теперь можно взяться.
Из того, что вы мне рассказывали о «Радио Африке», мне больше всего запомнилось общее ощущение драйва, эйфории, творческого взрыва, который переживала группа в то время. И всё это отразилось на звучании альбома. Сегодня можно заново достичь похожего ощущения?
А это, вы знаете, не в моей власти, да и вопрос так не стоит. Моё дело – быть абсолютным служителем песни и делать то, что песне нужно: даже если мне это не нравится.
Такое бывает?
Бывает, конечно. Я совершенно не хотел записывать альбом «Табу» таким мрачным – но песни этого требовали. И сейчас, в «Духовном лидере», понятия не имел, что в конце там случится этот прорыв. Но так получилось, и после этого пришлось доводить песню до ума. При этом это не всегда получается сразу: мы уже думали, что доделали песню, а потом стало мучительно ясно, что там многого не хватает. И пришлось собирать со всего мира ещё разные необходимые элементы – детский хор, оркестр, арфистка, трубач – всё из разных концов вселенной. А потом просить моего уважаемого друга Криса Кимси, с которым мы работаем последнее время, проделать заново всю работу по сведению.
Раз уж заговорили о «Радио Африке», с предыдущей нашей встречи произошло ещё одно печальное событие – не стало Андрея Тропилло, который записывал эту и многие другие пластинки «Аквариума» [звукорежиссёр, работавший в 1980-е с множеством ведущих групп советского рок-андеграунда, ушёл из жизни 28 апреля 2024 года]. Про его роль в становлении русского рока все знают, но мне не довелось быть с ним знакомым лично. Можете рассказать, каким он был тогда?
Андрей был удивительным человеком. Теперь сложно даже представить себе, что человек почти шесть лет работал на износ, записывая практически все тогдашние группы (иногда даже ночуя в своей студии Дома Юного Техника, потому что некогда было доехать до дома), – и ни с кого не взял ни копейки. О деньгах никогда не было даже разговора. При этом он никогда не старался быть приятным; в нём было что-то диктаторское. Вот, например, песню «Дикий Мёд» в 1983 году он по какой-то своей идиосинкразии записывать в упор не стал. Однако при этом у нас с ним были отношения, я бы сказал, абсолютно доверительные, потому что он знал, что я буду делать так, как чувствую, а я знал, что он не даст мне разойтись, если я начну вершить что-то совсем не то. Но главное, что меня всегда в нём восхищало, это что за все эти времена, начиная с 1980 года, у нас с ним не было подписано ни одного клочка бумажки. Всё держалось только на слове и рукопожатии.
И всё, о чём договорились, всегда соблюдалось?
Абсолютно, на сто процентов. По отношению ко мне он был человеком абсолютно честным и чистым. А ещё он был очень работоспособен. И наши отношения почти не изменились до самого конца. Даже когда он относительно недавно стал с остатками группы «Зоопарк» петь песни Майка, я ему легко мог сказать: Андрей, к сожалению, то, что ты делаешь и предлагаешь, – это полная чушь. Он отвечал: окей, хорошо.
Вы продолжали общаться?
Конечно. Я его видел буквально только что, когда мы играли в Финляндии, он заходил к нам за сцену.
Но не работали с ним вместе ещё с середины 1980-х, верно?
С 1986 года. Дальше на него начались наезды со стороны КГБ, он ездил в лес, закапывал матрицы альбомов, и студия закрылась. Доблестный комитет положил конец звукозаписи – правда, с опозданием на шесть лет, а за эти шесть лет Андрей осуществил свою мечту.
Вы после этого сотрудничали с разными звукорежиссёрами из нескольких стран мира, на разном оборудовании. С технической, ремесленной стороны Тропилло отличался от «крепких профессионалов» из Лондона или Нью-Йорка – в лучшую или худшую сторону?
На мой взгляд, он делал абсолютный максимум того, что было возможно. Когда говорят, что в наших тогдашних записях что-то плохо звучит, я всегда возражаю: с учётом имевшихся возможностей он делал максимум. И к нему как к профессионалу у меня до сих пор нет и не было ни единого вопроса. Когда-то мы с Дэйвом Стюартом [сооснователем группы Eurythmics, в частности, выступившим продюсером англоязычного альбома БГ «Radio Silence» 1989 года] решили послушать записи «Аквариума». Он сильно удивлялся тому, как мы выстраивали картину звука, но технических претензий не было.
Последнее, о чём хотел спросить. Вы сегодня в России так называемый «иноагент». Опущу набор идиоматических выражений, с помощью которых мне хочется прокомментировать это обстоятельство, перейду сразу к вопросу: это как-то на вас сказывается? Влияет на вашу жизнь? Создаёт какие-то неудобства?
Да. Некоторые части мира теперь стали опасной зоной. Потому что местные власти могут человека скрутить и отправить в Россию.
Как едва не случилось с группой «Би-2» в Таиланде?
Это долгая история, не буду рассказывать её целиком, но недавно с нами едва не произошло то же самое. Пришлось отменять концерты в Индии, на Бали, в Таиланде. Ну, что поделать – мы, как и говорилось, живем в интересное время.
